Право, Здоровье | Олег Брагинский, Алишер Захидов
Основатель «Школы траблшутеров» Олег Брагинский и адвокат Алишер Захидов рассказывают о боли родителя, лишившегося сына, но не теряющего веры в справедливость.
Отец Сашки всегда называл их «убийцы»! Отца и сына, их мать и бабку – всю «ту семью». Безапелляционно рубил сплеча: «Потому что убили моего сына!». И когда на судах мы называли тех иначе, например, «виновный», всегда плакал, шумно возмущался, демонстрировал несогласие.
Он мог их так называть, для нас действует этика адвоката и ограничения в изложении истины. Срок доследственной проверки сообщения о преступлении в порядке ст. 144 УПК составляет трое суток. С согласия руководителя следствия он продлевается до 10 суток, потом 30 и крайне редко более.
Потом принимается решение о возбуждении либо об отказе в возбуждении уголовного дела. Эта проверка продолжается семь лет и до сих пор не закончилась. Отец на приёме у руководства Следственного Комитета Центрального аппарата добился того, чтобы дали команду: расследовать!
Следствие изучило всё до мелочей, проверило детали и каждый раз выносило постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Руководство отменяло постановление и возобновляло проверку. Мы познакомились с отцом на телевизионной передаче, где обсуждалась его трагедия.
Родитель жаждал мести и говорил, что каждый вечер жена накрывает стол на всю семью и что не может смотреть в зеркало, потому что видит сына и бреется ощупью, «на ладонь» …
Жарким летним днём по дачному посёлку носилась компания мальчишек 10-15 лет. Тишину и покой нарушал рёв квадроцикла, водителю было 12 лет. Папа баловал сына, относился по принципу «чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало». Малый бравировал превосходством перед друзьями.
Шутка ли, игрушка стоила тысяч 400 или больше, и не каждый родитель мог позволить себе такую роскошь. Мальчишки наперебой просили покатать на квадрике, юный герой раздувался от гордости и самодовольства. Соседи часто жаловались, что Сергей пугает округу рёвом и лихой ездой.
Однажды он катал Сашу с легкомысленной дерзостью и крайней неосмотрительностью. Давил на газ до предела, резко тормозил, входил в поворот на большой скорости так, что машину заносило. Пассажир просил водителя сбавить скорость: было страшно и почти вылетал из седла.
Самодовольство брало вверх, ведь Сашка был старше на целых три года. В этом возрасте – громадная разница. «Слезай», – командным голосом сказал Сергей. И добавил с усмешкой: «Приехали». Саша на негнущихся ногах повиновался: нельзя показывать слабость – засмеют.
Как-то, когда товарищ стоял на обочине поселковой дороги, Сергей неожиданно вынырнул из-за угла и на полной скорости помчался на Сашу. Как потом оправдывался – хотел попугать. Мощная машина не слушалась детских рук и, не удержав руль, он на полной скорости переехал Сашку.
Квадроцикл заглох в кустах в метрах от трагедии. Счёт шёл на минуты. До больницы далеко, пробки на дорогах, оханье соседей. Мальчика тряс озноб от многочисленных повреждений, в том числе жизненно важных органов. Пока осознали, бабушка виновного принесла одеяло, накрыла на земле.
Скорая опаздывала. Привезли в больницу, поняли, что уровень операции не соответствует возможностям. Помчали в госпиталь. Саша долго находился в ожидании операции. Не приходя в сознание, скончался в реанимации от многочисленных переломов.
Потом были два суда над врачами по обвинению в халатности. Почему не вызвали вертолёт? Такая возможность предусмотрена. Зачем тянули время перед тем, как перевезти пострадавшего в больницу первого уровня? Почему в госпитале так долго не принимали решение оперировать?
Родственники виновного ушли от диалога, перестали выходить на связь: прекрасно понимали, что сын по возрасту не подлежит уголовной ответственности. Мы же судились по компенсации морального вреда с родственниками, по уголовным процессам в отношении халатности докторов.
А там сроки давности, формальное наказание, невероятно сложный процесс доказывания. Несколько экспертиз, самодовольный вид врачей, которые словами кромсают сердце отца, и их равнодушная улыбка, как издёвка и плевок в лицо родителя. Мы приняли участие в трёх процессах.
Два – по докторам, один по компенсации морального вреда. Зачем деньги родителям, если невозможно смотреть на себя в зеркало, садиться за стол вечерами? Вторая семья спешно продала квадроцикл, живут обычной жизнью. Посёлок перестал быть уютным, стало тоскливо и тихо.
Врач, работавший в роковой вечер в приёмном покое и тянувший с решением, получил два года изоляции. Главврач больницы за халатность и отсутствие в штате необходимого специалиста, необеспечение нормального функционирования больницы, получил два года условно, его уволили.
Процесс компенсации морального вреда принёс 800’000 рублей. Об этом без комментариев. Что отец будет делать с деньгами, мы не спрашивали. Мальчишку-хулигана не удалось поставить на специальный учёт: нареканий в школе к нему нет – числится на хорошем счету.
На передаче говорили о пробеле в законодательстве: уголовная ответственность за убийство человека не наступает, если виновному 12 лет на момент совершения преступления. «Значит, можно убивать и тебе за это ничего не будет!», – бесконечно сокрушался и возмущался отец.
Ничего за это не будет – отвечает закон. Круг замкнулся. Мы читали материалы доследственной проверки – порядка 60 томов …, а результата нет, никто не привлечён к уголовной ответственности.
Спросили родителя: «Почему не оставляете это дело? У вас есть дочь – думайте о живых!». Ответ отца отрезвил: «Не могу, потому что Сашка оттуда», – показал вверх рукой. «Смотрит на меня, и что-то хочет сказать. Не могу отойти, пока не накажу иродов, и сын не простит меня».
Бег по кругу продолжается. Иногда перезваниваемся. Больше слушаем, чем задаём вопросы, потому что родителю важно знать, что он не один в этой войне за справедливость. Верим, что Сашка когда-нибудь простит его и принесёт мир в щемящее сердце.